– Кто беспредел? Это я беспредел?! Ленчик... Вьет... Друзья! Вы все меня не первый год знаете, я же всегда... – Сергей Юрьевич чуть было не сказал «верой и правдой». – Всегда играл по правилам! Я не знаю, что случилось, но все это какое-то чудовищное недоразумение. Давайте спокойно разберемся!
– Давай, – миролюбиво согласился Вьетнамец. – Идем, Бугор. Пусть смотрит свое «недоразумение». Мне самому интересно тоже.
Он крепко взял бывшего прокурора под локоток и подтолкнул к выходу. С другого боку на Мыздеева навалился огромный Леня-Бугор.
Внезапно Сергей Юрьевич понял все. Никакое это не недоразумение! Эти два скота решили от него избавиться и подстроили ему ловушку в его же доме! Собрав последние силы, Мыздеев рванулся из дружеских объятий.
– Помогите!!! Они меня подставили, они хотят меня у...
Азиат сделал едва заметное движение ребром ладони, и жертва обмякла в руках бандитов, подавившись своим тщетным призывом о помощи. Вьетнамец ощерил клыки.
– Господа! Наша хозяина просит его извинять, он должна вас покидать. Он много пить и плохо себя чувствовать. А вам отдыхать и веселиться! – Он щелкнул пальцами. – Симона, делай музыка громко!
Никто в гостиной не проронил ни единого звука...
Очнулся Сергей Юрьевич от того, что кто-то довольно бесцеремонно хлопал его по щекам. Он с трудом разлепил глаза и увидел прямо перед собой желтую оскаленную физиономию Вьетнамца.
– Очухался? Хорошо. Смотри – узнаешь своя «осветительная»? Ай-яй-яй, Шмон! А ты обманывала, что будем обходиться без спецэффект...
Мыздеев повел вокруг мутным взглядом. В самом деле, это был чуланчик над его гостиной, залитый ярким электрическим светом. От большого скопления народа он казался еще более крохотным, чем был на самом деле. Хозяин дома узнавал его – и не узнавал. Вьет отступил, чтобы Сергею было лучше видно, и два узкоглазых головореза подтолкнули его поближе к «спецэффекту».
За ящиком с метлахской плиткой стоял низенький штатив-треног, на котором было укреплено нечто вроде миниатюрной кинокамеры. Ее объектив был нацелен почему-то в пол чулана – вернее, в широкую щель пола. Рядом стояло какое-то устройство наподобие магнитофона с наушниками, а на ящике – одноразовая тарелка с остатками пищи и консервная банка с несколькими окурками. Они еще наполняли комнатушку едким запахом дешевых сигарет.
– Что это, ребята?! Откуда?..
Вьетнамец с Паневичем весело переглянулись: шутник он, однако, наш Сережа! Впрочем, несчастный не ждал от них ответа. Он и сам догадался, что это такое, хотя не особенно разбирался в шпионской технике. Из глубин его смятенного сознания поднималось и заполняло все существо бывшего прокурора мутное, тошнотворное откровение: «Это конец, конец...» Но сознание отказывалось верить, оно еще сопротивлялось.
– Господи! Я впервые все это вижу. Я не имею к этому никакого отношения!
– В первое еще можно поверить, но во второе – извиняй, браток! Если б такой магазин обнаружился на чердаке у меня дома – ты поверил бы, что я не имею к этому отношения?
Конечно, он не поверил бы. И никто бы не поверил. Никто не поверит сейчас и ему самому. Это конец!
– Падлы уголовные! Сволочи! Вы же знаете, что это не я. Вы сами все это мне подложили, чтобы разделаться со мной. Вы боялись, что я стану прокурором области, и вам надо будет делиться властью. Ну погодите...
– Нет, ты только послушай, что он несет! Да я его сейчас, суку...
Вьетнамец резко шагнул Бугру наперерез, придвинул свое страшное лицо к самым глазам Мыздеева.
– Послушай, ты, прокурора! Твой голова совсем плохо работал, потому что ты уже пачкала свой штаны. Чтобы разделаться с такой трусливый собака, как ты, Вьет совсем не нужно было делать этот театр. И Бугор тоже не нужно. Вьет нужно было сказать только один слово – и ты была бы мертвец.
– Какой же ты козел, роднуля! – с сожалением вставил Паневич.
– Пока ты была с нами, разве Вьет сказал такой нехороший слово? Нет, не сказал. Ты была мой друг. Я так думал! Но ты захотела стать самый умный. Умнее Вьетнамец! Ты ела из мой рука, а сам осталась настоящий ментовский сука! Ты пригласила нас как свой гость и посадила здесь наверху свой человек, чтобы делать красивый фильм, а потом шантаж...
– Нет, Вьет, голубчик! Клянусь тебе! Какой шантаж, что ты... Если это не вы с Леником – значит, меня подставили. Кто-то еще подставил, кто-то третий.
– Ты сам себя подставила, Шмон. Теперь не обижаться!
– Не убивайте меня, ребята! Братки... Мне плохо! Здесь душно, мне надо выйти... Пожалуйста, давайте выйдем отсюда!
Несколько секунд назад в мозгу Сергея Юрьевича родилась последняя безумная надежда. Он вспомнил, что его загородный дом, помимо обычной, внешней сигнализации, снабжен так называемой внутренней, целой сетью замаскированных под бытовые предметы сигнальных устройств, связанных с центральным пультом в дежурке. Ближайшее из них находилось в нескольких метрах от двери чуланчика, на выходе из «аппендикса» в галерею. Если б только добраться до той заветной кнопочки, похожей на сучок в обшивке стены. Начальник его охраны, Леха Хохряков, – парень недалекий, но свое дело знает. Если он еще жив – а стрельбы пока не было слышно, – он что-нибудь предпримет. Обязательно предпримет!
Сквозь эти лихорадочные, сбивчивые мысли он услышал, как заржал сука Паневич.
– Слышь, Вьет! Выведи его на лестницу, пущай дыхнет воздухом. А то еще подохнет, а мы и не попользуемся!
Азиат сделал знак рукой, и боевики подтолкнули Мыздеева к выходу. Видя, что бывшему прокурору совсем худо, они привалили его к стенке как мешок с картошкой и, поддерживая плечами, стали разминать затекшие руки. Улучив момент, Сергей Юрьевич что было силы рванул одного из стражей за рукав куртки, и тщедушный кхмер, потеряв равновесие, рухнул под ноги своему товарищу. Перепрыгнув через упавшего с резвостью, неожиданной для ста семи килограммов живого веса, хозяин дома одним прыжком преодолел несколько ступенек лестницы. В спину ему летели гортанные вопли, щелканье автоматных затворов и отрывистый лай Вьетнамца: «Не стрелять!»