Букет кактусов - Страница 87

Впервые со дня их знакомства Стас почувствовал, что взбешен не на шутку. Он хотел крикнуть, что ему плевать на ее деньги, но вовремя сдержался. Эта девчонка только и ждет, чтоб он сорвался, и вовсе ни к чему делать ей такой желанный подарок.

Бородач ограничился туманной ухмылкой.

– А если я скажу, что не возьму твоих денег?

– А куда ты денешься?

– И то правда. Только гляди, не запаздывай с расплатой, детка. А то подам на тебя в суд и слуплю проценты!

– Ну вот, это гораздо больше на тебя похоже! А то – «не возьму»... Спокойной ночи, Станислав Сергеевич. Позвольте вместе с моей клиентской благодарностью выразить надежду, что нам больше никогда не придется работать вместе. Это, так сказать, примечание за рамками договора.

– Можешь не сомневаться, я первый под ним подпишусь.

– Ну слава Богу, значит, какого-то взаимопонимания мы все-таки достигли!

Она открыла дверцу машины.

– Погоди! Возьми вот это на всякий случай.

Стас что-то быстро черкнул на бумажке и протянул девушке. Это был номер телефона.

– Что это? Неужели твой собственный – святая святых?

– Размечталась! Нет, мой номерок тебе ни к чему, ведь ты больше не собираешься прибегать к моим услугам. Это номер одного честного мента. Зовут его Иван Степанович Худяков. Сейчас он заместитель начальника городского управления, но не в том дело. Телефон этот не его рабочий, кабинетный, и не домашний. Это так называемый «контактный» номер, о котором мало кто знает. По нему тебе ответят в любое время дня и ночи. Если когда-нибудь влипнешь в паршивую историю – а при твоем хобби это может случиться в любую минуту, – позвони по этому номерочку. Тому, кто снимет трубку, скажешь пароль: «Вано кланяется Ивану». И Даньке тоже передай, чтоб и он знал. Все запомнила?

– Невелик труд.

– Телефон выучи, а бумажку уничтожь.

– Не учи ученого. Спасибо тебе, Вано...

– На здоровье. Ну ладно, выметайся из машины, в конце концов! А то я усну за рулем.

Он следил за ее высокой стройной фигуркой в джинсах и короткой курточке, пока Саша совсем уж вдалеке ни скрылась во дворе своего дома. Потом нажал на стартер и в тот же миг достиг той самой девятиэтажки. Вышел из машины и, стоя за углом, дождался, когда в нужном окошке на седьмом этаже загорелся свет. Все в порядке, она дома.

Все в порядке, Вано. Все в полном порядке! Ты ее больше не увидишь. Но ведь это всего-навсего твоя долгожданная свобода, заслуженная возможность гордиться хорошо сделанной работой – и только...

У него было чувство, что ему не только подрезали корни, но и обстригли все колючки.

27

Михаил Петрович Соколов тяжело вздохнул и рывком сбросил очки на стол. Яростно потер слезящиеся глаза. На несколько мгновений в голове прояснилось – или ему это только показалось?.. Должно быть, показалось, потому что когда председатель совета директоров «Омега-банка» нащупал – с третьей или четвертой попытки – бронзовую львиную голову, служившую ручкой, и открыл ящик своего антикварного стола, то позабыл, зачем он сюда полез. Вообще, ему казалось, что за последние трое суток он постарел сразу лет на десять.

На столе перед ним опять лежала газета со статьей, отчеркнутой синим фломастером. На сей раз это был «флагман» областной печати, но фамилия под статьей стояла все та же самая, «птичья», которая в последние месяцы частенько портила жизнь Старику. Однако сегодня ему было не до этого писаки. Когда нынче утром банкир по привычке просмотрел подготовленную для него прессу, то даже не возмутился. Только отметил про себя, до чего же точно этот сукин сын Кулик попал в «десятку», сам того не подозревая. И еще подумал: «Его уже печатает „Воронская правда“. Значит, дела совсем плохи».

С минуту старик сидел не шевелясь, потом достал из ящика коробочку. Вытряхнул пару капсул, аккуратно запил водой из графина. В конце концов, что изменится, если он плюнет на свой омолаживающий курс и не будет принимать лекарство вовремя? Сережу этим все равно не вернешь. Боже мой, мальчику было всего тридцать шесть, такой молодой! Кажется, только вчера поминали Юрку, отца, и вот спустя всего год – сын... Бедная мать, она совершенно убита.

«Проклятый Вьет, косоглазая сволочь! И ведь явился на кладбище как ни в чем не бывало, со скорбным видом и в глубоком трауре, и всю свою шпану увешал цветами. Подонки! За что они расправились с мальчишкой? Ведь он не давал повода... Что им было надо от него? Что им надо от меня?!»

Михаил Петрович ни на секунду не верил в «дорожно-транспортное со смертельным исходом». Это для дураков, но не для него, старого матерого лиса! Он знал, что Мыздеева-младшего убили и что стоят за этим Вьетнамец с Паневичем. Уж он-то, Соколов, уверен, что Сережа никогда бы не сел за руль даже в состоянии легкого подпития. Мальчик был осторожен, чтоб не сказать – трусоват. Да и вообще бедняга был слаб на выпивку. Зная, что после будет жестоко маяться, он «перебирал» крайне редко, а уж если такое случалось – не то что до машины, но и до горшка не всегда доходил. Сразу скисал, сердешный, царство ему небесное... А экспертиза установила, что кровь погибшего содержала лошадиную дозу алкоголя!

Нет, это почерк блатных – тут и думать нечего. Точно так же они убрали когда-то Германа Кривицкого. Да разве его одного, э-хе-хе... В тот самый вечер, в субботу, Сережа собирал всю эту шушеру в своем новом доме в Березовой роще – об этом знали многие. Что-то у них там вышло, и эти козлы вынесли Сергею приговор. А может быть, они спланировали все заранее!

Соколов осторожно навел справки и выяснил, что двое парней, служивших охранниками в коттедже Мыздеева, в самый день трагедии обращались за медицинской помощью – разумеется, неофициально. А один, некто Хохряков, вообще исчез после субботнего дежурства! Михаил Петрович почти не сомневался, что в ближайшее время простреленный труп этого бедолаги всплывет где-нибудь в волнах Воронского моря или на городской свалке.