Букет кактусов - Страница 29


К оглавлению

29

Сергей Юрьевич нервно передернул плечами и прикрыл форточку: ему как-то вдруг стало холодно.

«Какая же сука могла настучать Соколову? – смятенно думал старший следователь. – Если вообще кто-то настучал... Может, старик просто брал меня на понт? Да нет, зачем бы ему... Может, пронюхал что-то насчет отца, хотел прощупать почву? Тоже не в кон: папашка, по-моему, сидит крепко, будь что – я бы знал... Е-к-л-м-н, за все пять лет безупречной карьеры ни единого облачка на горизонте, а ведь у меня бывали „девочки“ покруче этого говнюка Алика... А тут враз – ушат дерьма на голову! Неужто он засветился, падла?!. Точно он! Больше некому... Ладно, с ним я разберусь. Главное – самому теперь выкрутиться, спасти свою задницу!»

Если б кто-то из сослуживцев мог в эту минуту прочитать на расстоянии мысли Сергея Юрьевича, он, разумеется, сильно удивился бы. Однако у Мыздеева-младшего были сейчас все основания для того, чтоб не следить за своими выражениями хотя бы наедине с собою! Он-то думал, что у него все о'кей – по крайней мере, на службе. Что касается некоторых сложностей в личной жизни, то к ним он давно притерпелся и научился преодолевать их ради удовольствий, которые были их обратной стороной. Не далее как в прошлом месяце «старик» – главный прокурор города Соколов – недвусмысленно дал понять, что Зорина, шефа следственного отдела, проводят на пенсию сразу же, как только в июле тому стукнет шестьдесят, и кандидатура на эту вакантную должность – только одна...

Сергею Юрьевичу уже грезились в недалеком будущем просторные кабинеты восьмого этажа – с кондиционерами, толстыми коврами на полу, с двойными солидными дверями и секретаршами в «предбанниках» – на восьмом этаже размещалось руководство не только городской, но и областной прокуратуры. Он мечтал даже, что обязательно найдет себе секретаря – лет двадцати двух-двадцати трех, белокурого, хорошенького и не болтливого... Опасно, конечно, но... Кто не рискует – тот не пьет шампанского! А шампанское Сергей Юрьевич очень уважал – настоящее, французское.

И вдруг... «Слезь с подножки, Сергей Юрьевич!» Приехали... Позавчера Старик вдруг ни с того ни с сего вызывает его, усаживает в кресло, бросает секретарше: «Меня ни для кого нет». И... начинает откровенно разглядывать своего старшего следователя – будто впервые видит! Потом смотрит в глаза так серьезно-многозначительно и говорит: «Я возлагал на вас большие надежды, Сергей Юрьевич»... От этого прошедшего времени старшему следователю сразу стало так паскудно, словно на него возложили не надежды, а нечто совсем другое. Однако шеф продолжал:

– И сейчас еще возлагаю. Хотя не скрою: могут возникнуть, м-м... обстоятельства, которые заставят меня пересмотреть мое отношение к вам. Я говорю, разумеется, не о слухах, а о фактах, доказанных фактах. Вы понимаете, о чем я?

Тут бы старшему следователю, прямо глядя в очи начальнику своими честными глазами, твердо заявить, что ни черта он, извините, не понимает, и попросить объясниться. Но вместо этого Сергей Юрьевич заюлил, заерзал в кресле и промямлил что-то насчет того, что, мол, обстоятельства прокурорской немилости могут быть разные.

«Кретин! – ругал он себя.

Взгляд Соколова не стал ласковей.

– Добро, Сергей Юрьевич. Надеюсь, что вы меня правильно поняли. Ваша задача – не допустить непоправимых обстоятельств, при которых ни я и никто другой не смогут вам помочь.

Старик снял очки и наклонился к Мыздееву через огромный дубовый стол.

– Я тебе так скажу, Сережа. Откровенно скажу. Что бы там ни болтали, я на твоей стороне. Ты знаешь, мы с твоим отцом... не чужие, одним словом. Но не все зависит от меня, пойми ты это, голубушка моя! И над Соколовым есть люди... А слухи уже поползли и выше, смекаешь? Не мне тебе объяснять, чем это может кончиться, в такое говно вляпаешься, что... И не ты один! Так что тебе, парень, осторожнее надо быть, понял? Теперь – вдвойне и втройне! А для начала надо заткнуть глотки этим... любителям совать носы в чужие дела. Знаешь что? Возьми-ка себе это дельце, которое мы перетащили из Центрального райотдела. Ну, этой, утонувшей бабы, как ее...

– Жемчужниковой, – подсказал Сергей Юрьевич. – «Дело» номер 1313.

– Вот-вот. Дельце, по-моему, плевое, там тебе на полдня работы. Ну, шучу: от силы на недельку. Но эффектное! И, скажу тебе по секрету, в нем кое-кто заинтересован... Мне вчера звонили. Словом, Мыздеев, это дело может тебе сильно помочь, ты меня понял? Забирай его, с Зориным я уже все обговорил. Но смотри, долго не возись! И в дебри не лезь... Выводи там на чистую воду кого следует – и делу конец. Все понял?

– Понял, Михал Петрович. Все будет четко! – заверил старший следователь, настроение которого с начала беседы заметно улучшилось. – С-спасибо вам!

– На здоровье. – Соколов водрузил очки обратно на нос, давая понять, что аудиенция окончена. – Вы свободны, Сергей Юрьевич. Идите работать.

Старший следователь со вздохом отошел от окна, уселся за свой рабочий стол и вдавил окурок в серебряную пепельницу девятнадцатого века – безделица, подарок одного благодарного антиквара... Впрочем, неважно: к «делу» номер 1313 это не имело никакого отношения.

К «делу» номер 1313 имела отношение – самое прямое! – вот эта зеленоглазая девчонка, что сидела сейчас напротив Мыздеева.

– Ну что же, Александра Александровна, подозреваемая вы моя... Вернемся, так сказать, к нашим баранам?

Подозреваемая по «делу» номер 1313 ничего не ответила. Только приподняла густые темные брови – и снова сдвинула их к переносице.

– Итак, вы продолжаете упорствовать?

– В каком смысле?

29