Букет кактусов - Страница 31

– Вы сказали, он отрицает?!

– Категорически: вот его показания. Скажу вам больше, нет никаких свидетельств, указывающих на наличие между ними интимной связи – в настоящем или прошлом. Кроме вашего письма, разумеется. Напротив: свидетели показывают, что в течение многих лет отношения между Жемчужниковым и его мачехой были весьма натянутыми. Между нами говоря, – следователь доверительно наклонился к Саше, – я бы нисколько не удивился, если б это ему пришла в голову мысль убрать свою «мамочку» с дороги! Но он отпадает: стопроцентное алиби. Весь день провел с друзьями – вплоть до восемнадцати пятидесяти пяти, когда Жемчужников вернулся домой вместе с приятелями, небезызвестными вам Филимоновым и Чипковым, и обнаружил труп своей мачехи в ванне... Вы там, случайно, не пишете, Валя? Моя доверительная беседа с подозреваемой – не для протокола!

– Ладно, шутки в сторону! – Сергей Юрьевич хлопнул ладонями по столу и стер с лица улыбку. – К сожалению, уважаемая Александра Александровна, улик против вас предостаточно. И не только косвенных. Вы знаете, что повсюду в квартире были обнаружены ваши пальчики, совершенно свежие отпечатки...

«Почему же Борька их не стер, как обещал?! Вероятно, помешали Филя и Чип. Но зачем он их с собой притащил, он же знал, что у него в квартире труп?.. Нет, я ничего не понимаю!»

– ...Не было их только на телефонном аппарате потерпевшей. Но и это, Сашенька, является уликой против вас!

– Это почему же?!

– Да потому, что на нем не было вообще никаких отпечатков! А мы точно знаем, что непосредственно перед своей смертью Ольга Жемчужникова разговаривала по телефону – с вами же и разговаривала. Согласитесь, маловероятно, чтобы сразу после разговора ей вздумалось тщательно протереть аппарат: она же не уборкой занималась, а собиралась принять ванну! Значит, это сделали вы, Саша. Очевидно, вы зачем-то взяли телефон в руки, быть может, хотели позвонить, да передумали...

«Нет, это мне позвонили, да передумали! Если он сейчас спросит меня об этом, я расскажу про Борькин звонок. Я не выдержу больше вранья!»

– А про другие отпечатки – на ванне, на дверях и стенах – вы от волнения просто позабыли, правда? Так часто бывает: люди теряются в экстремальных ситуациях и допускают досадные промахи, которых никогда не совершили бы в обычном состоянии... Несколько сложнее было идентифицировать следы вашей обуви: милиция взялась за дело, когда эти парни, Жемчужников с компанией, уже порядком все затоптали. Но все же один довольно четкий отпечаток женской ножки найти удалось – на линолеуме прихожей. Как вы знаете, обувка была у вас изъята в тот же вечер и приобщена к делу. Даже рвотные массы на полу ванной – пордон за такую натуралистическую подробность! – принадлежат именно вам, что установлено экспертизой.

Следователь резко захлопнул папку с «делом» номер 1313 и оттолкнул ее от себя.

– Так что, милая девушка, наследили вы там предостаточно! Были вы в день смерти Ольги Жемчужниковой в ее квартире или не были – это уже не вопрос для следствия. Были, Саша! Вопросы в другом: зачем вы там появились и что вы там делали? Уверен, в свое время мы ответим и на них. Только вы как хотите, а у нас еще и с первым вопросом не покончено, Александра Александровна. Не могу я согласиться с этим вашим «нет» в протоколе. Ну никак не могу!

Сергей Юрьевич уставился на подозреваемую своим пристально-проникновенным взглядом, который так нравился женщинам (и мужчинам тоже). Александра отвела глаза и пожала плечами.

– Послушайте, Саша! Неужели вам не надоела эта бесконечная карусель? Кабинеты, следователи, допросы, очные ставки... Следственный изолятор, наконец? Условия там, м-м... оставляют желать лучшего. Молоденькой девушке, как вы, из хорошей семьи, там не место.

– Вы считаете, что тюрьма будет для меня более подходящим местом?

Мыздеев рассмеялся: он всегда был рад случаю продемонстрировать свои великолепные фарфоровые зубы – чудо дантистского искусства.

– Хорошая шутка! Что вы, Сашенька, зачем так мрачно смотреть на вещи... До этого еще далеко. И вообще, – поспешно поправился Сергей Юрьевич, – это будет решать суд. А суд, он, как известно, у нас независимый, следствие ему не указ. Пока вы не преступница, а только подозреваемая по делу.

– Спасибо, то-то мне стало легче!

– Нет, я понимаю, это тоже очень нелегко. Особенно для человека, впервые совершившего... то есть, я хотел сказать – впервые столкнувшегося с нашей, мягко скажем, не слишком маневренной следственной машиной. Валя, это тоже писать не надо... Именно об этом я и говорю, уважаемая Александра Александровна! Зачем вам лишние страдания, моральные и физические? Кстати, зря отказываетесь от кофе, я бы тоже с удовольствием выпил... Вы же умный человек, отличница... Такую профессию выбрали: журналист, так сказать, наш идеологический авангард! Должны же вы понимать: следствие и без вас установит истину, но помочь ему – в ваших же интересах! Чистосердечное признание...

«Конечно, он прав, этот очкарик. Сама себя загоняешь в тупик, Сашка! Он прав. И он, в конце концов, первый, кто за эти две недели отнесся к тебе по-человечески. Были бы все следователи такие!»

– Хорошо, Сергей Юрьевич. Давайте ваш кофе. Я расскажу все. Только признаваться мне не в чем: Жемчужникову я не убивала.

И Александра во всех подробностях поведала старшему следователю обо всех похождениях и переживаниях того страшного апрельского воскресенья, когда над городом пронеслась первая гроза. Умолчала только о двух маленьких деталях: о своей беременности и о странном Борькином звонке в собственную квартиру, где уже лежал труп его мачехи.